Навсегда потухшие голубые глаза, слипшиеся от «Несквика» губы, блестящие шелковистые волосы — в крови. Все было в крови, все утопало в ней, весь этот проклятый, покрытый язвами цвета спелой вишни город. А в центре него, среди раззявивших зловонные окна-рты небоскребов лежал мой друг.
В глаза бил красный и синий свет неоновых вывесок, луна как всегда скрывалась за облаками, почти все фонари на этой улице разбили, горел всего один. И в обрисованном им круге света, словно пришпиленный к грязному асфальту мотылек, лежал мой друг. Мой мертвый друг, великий критик и писатель — Майкл Вотерфилд. Эта картина стояла перед моими глазами будто наяву. Да, я покурил, чтобы увидеть его. Кто осудит меня за это? Продажные копы? Грязные шлюхи без татуажа? Наркоторговцы, продающие вход в фальшивый ванильно-эвкалиптовый рай? Насильники, которым наплевать устали ли ляжки у их жертв? Учителя, мечтающие о волнующем, всепроникающем, страстном, воспламеняющем, искристом, безбрежном, волшебном, переливающимся всеми цветами радуги сексе со своими малолетними учениками? Этот город прогнил насквозь, запустил споры плесени в людские души… в души тех существ, которых еще можно назвать людьми.
Одним из таких людей был Майкл. Судя по наряду, он шел навстречу своей любви. Кто же посмел остановить его на пути к животному, яркому, взрывоопасному, нежному, горизонтальному… кто? Я должен это выяснить. Только Вэ может это выяснить.
Сперва я установил круг его общения и какое же удивление испытал, узнав о том, что мой друг общался с другим моим другом — мультиинструменталистом КриссКроссом, помогающим мне на концертах. Но в этом городе никому нельзя верить, и я решил допросить Пашу с пристрастием.
***
…В который раз я повторял один и тот же вопрос, но КриссКросс упорно молчал. Пришлось выйти из вконтакта и побеседовать с ним лично, потому что в скайпе его тоже не было. К тому же, он так и не купил микрофон, да и не помог мне сделать сайт для общения.
Паша жил на окраине, хоть и был помощником такого великого музыканта, певца и поэта, как я. Но я зарекся не писать музыки и стихов, пока не найду убийцу Майкла, поэтому Крисс должен быть дома. На отвратительном такси — водитель (шут! трус!) совсем не хотел со мной общаться — я добрался до улицы, на которой жил Кросс. Горящие мусорные баки, греющиеся вокруг них бродяги, проносящиеся с воем сирен полицейские машины, заколоченные окна, засорившиеся водостоки, торгующие своим телом неженственно одетые проститутки, только что убитый человек в луже крови, потрескавшиеся стены, повисшие на одной петле двери, абортированные младенцы на асфальте, клоун Пеннивайз, Кинг-Конг, смеющаяся Дарья Донцова с ноутбуком — всего этого здесь почему-то не было. Только одинокая кошка облизывала банку из-под рыбных консервов… что-то здесь не так.
Но я был слишком занят мыслью о допросе. Найдя дом Кросса, я позвонил в дверь. Никто не открыл. Тогда я принял единственно верное решение: надо зайти через окно. Сделав эффектный перекат, который — как говорил мой погибший друг — стоило бы видеть Петросяну, я запрыгнул на форточку и с криками «Покажите фото!», чтобы не привлекать внимания, пролез внутрь.
В доме было темно. «В такую темную ночь хорошо заниматься горячим, трехлитровым, превосходным, безвыходным, групповым… проникновением в чужие дома», — подумал я.
— Блять, он реально приперся! — послышался громкий шепот из-за стены.
— А я тебе что говорила?!
Убийцы Майкла собираются покончить с Кроссом! Быть может, они его даже пытали, и он стонал от боли: часто, быстро и необычно, как перчатки. Паша мне, конечно, нравился как парень, но главным было другое — убийцы моего друга еще тут! Я сунул руку в полу плаща, чтобы найти оружие. Но тут дверь в соседнюю комнату распахнулась, и я ослеп от опаляющего мандаринового света. Выпростав из пол плаща, переливающегося словно струи водопада, руку, я вытянул ее вперед в надежде поразить невидимого врага и почувствовал, что сжимаю в ладони верный пластиковый стаканчик, с которым я так любил позировать для фотографий… до смерти великого писателя и критика, конечно.
Ослепленный, я не видел, как кто-то подошел сзади и ударил меня по голове шампуром (по запаху, давлению воздуха и ощущениям это был шампур). Теряя сознание, я услышал:
— Лол. Ты бы еще эстерхази его ударила.
После я провалился в пугающую, тянущую, ноющую, влажную темноту… и лишь успел подумать: «Кошка с банкой рыбных консервов! Как же она их открыла? У нее ведь нет консервного ножа! Вот что было не так!..»